«Разруха ползёт, как плесень, по чёрному хлебу дней». Нолинчане в стихах осмысляют своё бытие

Нолинские поэты, объединившиеся в клуб «Воскресение» выпустили уже шестой сборник своих стихов, объединённый общим названием «Облава». Стихи и прозу нолинчане решили посвятить «году выхода сборника в свет», а именно – т.н. «году Собаки» (по китайскому календарю). На днях в областной библиотеке им. Герцена состоялась презентация сборника.

«Только от жизни собачьей собака бывает кусачей». Эти слова можно было бы поставить эпиграфом к нашему сборнику. Они объясняют его сатирическую составляющую, которая является основной. Название «Облава» призвано помочь читателю понять: «Человек хуже зверя, когда он зверь» (Р. Тагор), двуногие хищники опаснее четвероногих и необходима коллективная борьба с ними. <...>

Оружие сатирического смеха – мощное оружие. Надо, чтобы им владели многие, – отметил в предисловии к изданию поэт Виктор Путинцев.

Стихи нолинских поэтов в основном онтологического содержания – авторы пытаются осмыслить своё бытие и судьбу России. В частности, Татьяна Гущина пишет:

Ни травинки вокруг и ни птенчика,

Только в сейфе лишь скрежет ключа:

Жадно грабит родное Отечество

Ненасытная власть – саранча.

Юрий Куимов, «Начихалово»

А не начхать ли на пхёнчхан,

Как чихуахуа начхала?

Увядшая мечта торчка –

Его унылое начало.

<...>

«В-о-роны и вор-о-ны» (Юрий Куимов):

Не стало весёлых песен,

И сердце стучит больней;

Разруха ползёт, как плесень,

По чёрному хлебу дней.

Мир слышит тоску вполуха,

Вполглаза на смерть смотря…

Как волчьи клыки – разруха,

Как крылья нетопыря.

Под стрелы маня шальные:

«Эй, все как один умрём!» -

Зовут на войну витии

Спешить за своим царём.

Словесного впрыснув яда,

Разрушив его редут,

Народ, как большое стадо,

К обрыву они ведут.

И вороны у обрыва,

Предчувствуя скорый пир,

Картавят нетерпеливо

На весь некрещёный мир.

Стихи поэта Виктора Кокорина также посвящены проблеме онтологического поиска своего «я»:

Седую чёлку теребя,

Я не нашёл в себе себя:

Прочь ускакал желаний конь,

Погас бушующий огонь,

И я, растерянный, забыл,

Где я, кто я, каким я был.

Но понял вдруг: терзаюсь зря.

Желаний разгорись, заря!

И я, ликуя, не скорбя,

Любя, – нашёл в себе себя.

Николай Рудаков, «Похмелье»

Запретили мужику

Утром похмеляться.

Боль под рёбрами, в боку,

И глаза слезятся.

Бродят мысли в голове:

Где найти пол-литра,

Выпить залпом рюмку-две,

Закусить нехитро?

Кто придумал этот бред –

Запретить спиртное ,

Пару рюмочек в обед,

Дальше – остальное?

Ну, а вечером – футбол.

За «Зенит» с друзьями

И за лучший в мире гол

Выпили – и в яме:

Под завязку набрались –

Лишь бы до постели.

Пили, кажется, за жизнь –

Живы еле-еле.

Утром рано голова

Колется на части.

Хоть бы пива литра два –

Вот бы было счастье!

Но какой-то идиот

Запретил продажу.

Мужичок рассольчик пьёт

Или воду даже.

И часов до десяти

Терпит он страданья,

Хоть убейся, не найти

Ни глотка в стакане.

Завершается сборник произаическими очерками.

Виктор Путинцев, «Собаки»:

Я рос без братьев и сестёр. Братьев заменяли сначала Дружок, потом Рыжик. Дружок – крупная деревенская дворняга: хвост калачом, глаза умные, спрашивают, что ты хочешь: лапу – пожалуйста, лизнуть в нос – да хоть сейчас. Дружок охранял меня на пути в школу и обратно. Чтобы я не скучал, затевал игры. Уронил я варежку, наклонился за ней, - Дружок опередил, схватил её, отбежал в сторону и положил на снег. Я за варежкой – Дружок снова опережает меня и кладёт её невдалеке на снег. «Гав!» - и хитро, лукаво смотрит на хозяина. Я беру в руки палку - и Дружок понимает меня,- приносит мне варежку.

Когда в деревне умерла четырнадцатилетняя девочка Лида, которую все любили, Дружок оплакивал её – выл, подняв морду кверху. Позднее я написал:

Собака плачет, как ребенок.

Утешить – как?

Цветок души раним и тонок

И у собак.

Рыжик был маленького ростика, огневолос и подвижен, как ртуть. Есть хлеб даром было не в его правилах. Когда мы садились за стол, он устраивал настоящее цирковое представление: крутился волчком, стараясь ухватить зубами свой хвост, высоко подпрыгивал на задних лапах, перекатывался по полу с боку на бок, угощение хватал на лету. Последние порции не съедал, а складывал в угол, чтобы при первой возможности унести во двор и положить в укромное место - на чёрный день.

Свою территорию он охранял самоотверженно. Как-то зашёл к нам во двор огромный черный псина. Рыжик тут же набросился на него с такой отчаянной решимостью, что мне показалось: от незваного гостя полетят шерсть и клочья. Псина сконфузился и ретировался.

Расскажу ещё об одной собаке. Мальчик – охотничья лайка черной масти – принадлежал моему другу. В день открытия зимней охоты его пристегивали на поводок и он рвался в лес. Было трудно понять: кто у кого на поводке - Мальчик или его хозяин. На опушке леса освобожденный от поводка Мальчик делал на предельной скорости круг около охотников и устремлялся в лесную чащу челночить в поисках следа. Лай с провизгом означал: зверь здесь, все сюда!

Найдя нору енота, Мальчик неистово работал передними и задними лапами, расширяя вход в неё.

Загнав белку на вершину высокой сосны, ели или пихты, он скрёб ствол дерева, на котором сидел зверёк, и, дрожа, ожидал выстрела.

Мне не забыть, каким презрительным взглядом ожёг Мальчик хозяина, когда тот промахнулся.

Без всякого сомнения, четвероногий охотник был лучшим в нашей охотничьей бригаде.

Опубликовано admin - вс, 04/08/2018 - 21:26