Ещё раз о мифотворчестве (в сокращении)

За последние два десятилетия анафеме и очернению подверглись практически все значимые события и достижения советского периода, почти все (за редчайшим исключением) более или менее видные политические, да и не только политические, деятели предшествующих десятилетий. В числе таких исключений довольно долго оставался Сергей Миронович Киров. Скорее всего, потому, что с хрущёвских времён ему отводилась роль жертвы «ужасного, тоталитарного» сталинского режима. Но вот грянула пропагандистская кампания под лозунгом – «Кровь из носа, но переименовать город Киров в Вятку!» И пошла писать губерния...

Под затасканным лозунгом «поиска исторической истины» началось затаптывание в общем-то светлой народной памяти о Сергее Мироновиче Кирове. Как ложка к обеду срочно появилась и книга некоего (выдаваемого за «известного историка») Н.А. Ефимова под претенциозным названием: «С.М. Киров – от мифа к правде». Существенная деталь: при жизни Н.А. Ефимова (умер в 2003 году) книга не издавалась. То ли автор находил её недоделанной (текст действительно «сыроват»), то ли совесть не позволяла. Но факт остаётся фактом: около шести лет после его ухода из жизни рукопись оставалась неизданной, и это было правильно.

Но с разгулом упомянутой выше кампании дети Ефимова, а также московский профессор В.М. Лавров (чей личный взгляд на Кирова выдаётся в приложении к изданию за мнение целого академического Института российской истории) и кировский протоиерей А.Г. Балыбердин извлекли её из небытия, и книга «пошла в люди». Последний из перечисленных лиц написал к ней предисловие. Текст его настолько не по-христиански злобен и содержательно примитивен, что не вызывает по отношению к писавшему его (к тому же имеющему научную степень кандидата исторических наук) никаких иных чувств, кроме жалости.

Но обратимся непосредственно к книге Н.А. Ефимова, взявшего на себя титанический труд «развенчать» и «ниспровергнуть» образ С.М. Кирова. Особую пикантность ситуации придаёт тот факт, что и сам «борец с мифами», и его ассистенты собрали под обложкой книги все мыслимые, так или иначе касающиеся Кирова антисоветские мифы, рождённые за последние 70–80 лет. Ну, вот хотя бы принимаемая всерьёз автором книги «бородатая» хрущёвская байка о том, что на 17-м съезде ВКП(б) за Кирова проголосовало якобы больше делегатов, чем за Сталина, что и предопределило гибель первого из них (Киров как соперник Сталина). Из всех существующих на сегодня версий гибели «Мироныча» эта – по совокупности обстоятельств и фактов – наименее убедительна. Единственный аргумент в её пользу – письма Н.С. Хрущёву, а затем А.Н. Яковлеву, от бывшего партийного работника О.Г. Шатуновской о якобы имевшей место подтасовке результатов голосования на партийном съезде при выборах Центрального комитета ВКП(б).

За прошедшие полвека утверждение это не подкреплено ничем более существенным. Сама Шатуновская – лицо заинтересованное. Аргументация её весьма легковесна. Она легко манипулирует фантастическими цифрами числа репрессированных, как это показывает, например, такой крупный и авторитетный специалист по рассматриваемой тематике, как В.Н. Земсков. Репрессированная в сталинские времена, она была объективно заинтересована в очернении Сталина и его соратников, а «откровение» её впервые появилось в хрущёвские времена, когда поощрялась (как, впрочем, и сегодня) любая клевета на Сталина.

Наглядный пример такого рода деятельности лично подал «дорогой Никита Сергеевич». С учётом всего этого в наши дни большинство вменяемых специалистов к хрущёвской версии относятся с юмором. Столь доверчивые историки, как Ефимов, Лавров и Балыбердин, среди тех, кто системно занимается периодом 1930-х годов, встречаются уже крайне редко. Именно потому, что грозный обвинитель Н.А. Ефимов не может выставить Кирову серьёзный исторический счёт, значительную часть своей книги он посвящает теме гибели Кирова, следствию по этому делу и репрессиям 1935–1938 годов, собрав при этом, как водится, всю созданную за десятилетия мифологию.

Читаем на странице 14-й: «Киров стал одной из жертв невиданного в истории «великого террора», поразившего страну от Москвы до самых до окраин». В 1920-х – начале 1930-х годов в тюрьмах и лагерях Советского Союза заключённых насчитывалось значительно меньше, чем в современной демократической России, на том этапе отнюдь не злоупотребляли власти и расстрелами. Поэтому фраза о «невиданном в истории великом терроре», да ещё применительно к периоду до смерти Кирова, настолько лжива и безграмотна (среди множества фактов массового геноцида в мировой истории вспомним хотя бы 10 миллионов уничтоженных американских индейцев), что под ней не подписался бы ни один уважающий себя историк- профессионал.

«Развенчивая» ненавистного им Сергея Мироновича, современные либералы не стесняются копаться в чужом постельном белье. При этом себя-то они, очевидно, мнят образцами благородства и добродетели… Но политика всё- таки оценивают не по результатам подглядывания в замочную скважину, а по его реальным свершениям во благо (или во вред, бывает и так) родной страны, а то и всего человечества.

Ряд разделов книги Н.А. Ефимова просто поражают примитивностью подачи материала. Такова, например, глава «Киров – верный помощник Сталина». В ней сложнейший вопрос выбора путей дальнейшего развития советского государства и общества, оказавшихся к концу 1920-х годов в тисках системного кризиса нэпа, сведён к примитивной драке двух политических группировок – сталинской и бухаринской.

Само понятие «кризис нэпа», уже вполне освоенное и осмысленное современной историографией, похоже, неведомо Ефимову, как не поняты им и стоявшие перед руководством страны задачи её модернизации. Полностью игнорируются международные и внутриполитические условия рубежа 1920–1930-х годов, промышленная и военная слабость СССР, реальная угроза большой войны на два фронта, вынуждавшие сталинское руководство встать на путь форсированной индустриализации страны и связанной с нею коллективизации деревни. Вместо этого даётся простенькая схемка для «троечников»: злой Сталин захотел свернуть нэп по собственной прихоти, а добрый Бухарин этому воспротивился. Замечу мимоходом, что «душевность и доброта» Николая Бухарина у специалистов вполне обоснованно вызывают большие сомнения.

«Симпатизанты» Н.А. Ефимова утверждают, что его книга написана на основе впервые опубликованных архивных материалов, что, дескать, придаёт ей особую научную значимость и достоверность. Ну, об уровне научности издания уже кое-что говорилось выше. Утверждение же о солидной архивной базе исследования верно лишь отчасти.

Присмотримся и к наиболее насыщенной архивными материалами главе «Киров в Астрахани». Какими научными открытиями порадовал Ефимов в этом разделе? Кстати, кое- какой фактический материал он действительно ввёл здесь в оборот, но глава существенно выиграла бы в том случае, если бы её создатель не стремился постоянно подавать фактологию в чрезмерно политизированном духе. А так дело порой доходит до смешного. Например, мы узнаём, что образованный в феврале 1919 года в Астрахани и возглавляемый С.М. Кировым чрезвычайный управленческий орган (кстати, весьма типичный для времени революции и Гражданской войны) Военно-революционный комитет (ВРК) был настолько свиреп, что предписал служащим всех советских учреждений города и региона «работать не только до обеда, но и после обеда, применительно к работе военного ведомства».

Конечно, за Астраханским ВРК числились дела и более серьёзные, чем предписание чиновникам работать после обеда вместо погружения в послеобеденный сон. А среди этих дел случались и аресты политических противников, и даже расстрелы некоторых из них. Разумеется, Н.А. Ефимов пишет и об этом, причём почти исключительно об этом. Но это его право и даже обязанность как исследователя, хотя деятельность ВРК можно было бы осветить и пошире. Беда в другом. Повторяя рождённые в свое время в «белом» стане и в не менее белой эмиграции мифы, автор книги живописует исключительно «красный» террор, причём выдавая его за какое-то уникальное для того времени явление. А деятельность астраханского большевистского руководства почему-то оценивает по меркам мирного времени, что особенно странно для профессионального военного, каковым долгое время был автор «разоблачительного» исследования. Делается странный вывод о том, что подавляя мятеж, местные большевистские власти неоправданно жестоко расправлялись с, якобы, ни в чём таком не замешанными, мирными гражданами. Странная логика. Астраханские события не являлись чем-то исключительным для описываемого периода. Мятежей было немало, в том числе и более успешных для их участников. Победившие мятежники (о чём свидетельствуют события в Ярославле, в Ижевске, на Тамбовщине и т. д.) обычно зверски расправлялись с коммунистами, советскими работниками, членами их семей, сторонниками... Конечно, подавленный в зародыше мятеж позволяет изображать его участников гуманистами, но всем понятна условность такой трактовки событий, кровавых по своей внутренней сущности.

Анализ исторического факта, события, процесса остаётся неполным, ущербным, если они не включаются в более широкий исторический контекст. Нельзя полноценно понять факт регионального масштаба, если при этом абстрагироваться от жизни страны, общества, от протекавших в них процессов. Нарушая элементарные требования процесса познания, Н.А. Ефимов поступает именно так, оставляя без ответа важнейший вопрос – а за что, собственно говоря, сражались на Нижней Волге Сергей Миронович Киров и его соратники? Ведь не за вклады же в швейцарских банках. Если пока не затрагивать проблемы идеологии, то можно утверждать, что в первую очередь это была борьба за спасение миллионов соотечественников от голодной смерти. Вот с этим «Царём- голодом» и вели борьбу С.М. Киров, прочие партийные руководители и рядовые коммунисты. А «белые» и объективно работавшие на них мятежники, помогали Антанте затягивать петлю голодной смерти на шее российского народа.

В приложении к книге «С.М. Киров – от мифа к правде» В.М. Лавров утверждает, что «Киров боролся за те идеологические предположения, которые к исходу ХХ века показали свою цивилизационную несостоятельность, утопичность и были отвергнуты народом России» (С. 252). Придётся уточнить: в основе идеологии, которой руководствовался Киров, лежала идея социальной справедливости. Если допустить мысль, что народы России ныне действительно отвергли эту великую идею, то можно гарантировать, что ждёт их невесёлое будущее.

Но думается всё же, что торопится с выводами господин Лавров. Двадцать лет для истории – миг один. Давайте подождём хотя бы наступления того уже недалёкого завтра, когда будет окончательно проедено и бездарно промотано огромное экономическое, научное, военное, культурное советское наследие, соками которого мы все до сих пор питаемся. В создание этого богатства, вместе с сотнями миллионов советских людей, внес свой очень заметный вклад и С.М. Киров.

В общем и целом рецензируемая книга – лишнее свидетельство того, на какие ухищрения приходится идти, на какие жалкие подпорки приходится опираться активистам кампании за переименование современного промышленного, научного, культурного центра, города Кирова в полуаграрную дореволюционную Вятку. Посочувствуем им.

Владимир Бакулин